— Мог бы хоть написать… — махнула рукой, не договаривая. Алексей не обязан передо мной отчитываться, и я перед ним тоже. — Я не знала, что Данила здесь.

— Почему ты вернулась домой?

— За… — Придумать бы что-то уважительное, но, как назло, ничего не приходит на ум. — Ты мне не запрещал.

Рядом с Алексеем Резником я веду себя, как малолетка.

— Я думал, это само собой разумеется, что ты не сунешься в свою квартиру. Зачем ты поехала домой?

— За красками.

Густые брови сошлись на переносице и дрогнули. Алексей переваривал услышанное, и оно ему более, чем не нравилось.

— Ещё за карандашами. И за бумагой.

Мне никак не замолчать. Рядом с третьим Резником я теряю остатки адекватности. А ведь хочется толкнуть Алексея в грудь и заставить выслушать всю историю от начала и до конца. Вот прямо сейчас хочется, чтобы именно он стал на мою сторону. Вместо этого я продолжаю перечислять канцелярские принадлежности.

— И где они, твои краски и карандаши? — поинтересовался Алексей. Мои слова подожгли его терпение, как открытый огонь — топливо.

Логичный вопрос. Мои руки пусты, карманы тоже.

— Я пойду, Лёша, а ты разберись с братом. Он не в себе.

— Что он тебе сделал? — снова спросил он, сжимая кулаки. Клянусь, ещё минута, и он всадит кулак в стену, и мне придётся делать ремонт на лестничной площадке.

С трудом беру себя в руки.

— Данила повёрнут на ревности.

— Только на ревности? — напряжённо спросил он.

— Не знаю и знать не хочу.

— Стой здесь! — приказал он, прислонив меня к стене, как складной мольберт. — Я вернусь через несколько минут, и мы во всём разберёмся.

Я осталась стоять там, где меня поставили, таков уж эффект этого индивида. Зайдя в квартиру, Алексей захлопнул за собой дверь. Резкий звук пробудил меня от гипноза, но уходить не хотелось. Стать бы незаметной, как муха на стене, чтобы подслушать, какие отношения связывают братьев на самом деле.

— Нет! — раздался бешеный крик Данилы у самой двери. — Пусти меня! Ты мне обещал! Ты ещё в школе клялся, что никогда этого не сделаешь! Я только тебе и могу верить!

— Это ты мне обещал! — заорал в ответ Алексей и тут же приглушил голос. Хотя разговор и шёл на повышенных тонах, я не могла разобрать ни слова, кроме отдельных ругательств.

— Мать в больнице, а ты замутил херню! — вдруг заорал Алексей.

— Это не я, а Иван… — завопил Данила.

— Иван уже извинился. Он идиот, но здесь ничего нового. Теперь твоя очередь. Либо говори, либо я выбью из тебя правду.

— Мне нечего сказать! Клянусь, нечего! Я ничего не замутил! Разбирайся с Иваном, а не со мной!

Вцепившись в обивку входной двери, я не дышала.

— Я люблю её! — заорал Данила, и от этого крика внутренности сжались в клубок.

— Ни хрена ты её не любишь!

Становится подозрительно тихо, а потом мой мир взрывают глухие удары и животные крики.

Рефлекторно поворачиваю дверную ручку, но тут из квартиры доносится яростный крик:

— Пошла вон!! Вон!!

Это голос Данилы.

Он выгоняет меня из моей собственной квартиры??

— А давай наоборот? — крикнула я и собиралась продолжить, выгоняя их обоих, но раздался вскрик Данилы, и дверь открылась.

Алексей выглядел так спокойно, словно они с братом распивали кофе, а не молотили друг друга в моей прихожей.

— Ника, — сказал он светским тоном. — Я просил тебя подождать.

Он ждал моего ответа, но я молчала. Не знаю, кто из братьев раздражает меня сильнее. Возможно, что Алексей с его неестественным спокойствием и командным тоном.

— А теперь прошу подождать и не вмешиваться, — продолжил он и захлопнул дверь.

Развернувшись, я побежала вниз по лестнице. Отвоёвывать мою квартиру расхотелось, всё равно не смогу в ней сейчас находиться, не после сцены с Данилой. Прыгаю через ступени, ругаясь от души. Поскользнувшись около парадной, падаю в остатки весеннего снега, но отряхиваться нет времени. Я спешу. Шесть остановок метро испытывают терпение. Пассажиры топчутся на месте, загораживают двери. Хочется затащить их внутрь вагона, чтобы поезд скорее двинулся дальше, увеличивая расстояние между мною и мужчиной, который ещё так недавно был моим счастьем. И его братом, который не вызывает во мне ничего, кроме раздражения. И вдохновения, но это так, случайность.

Я спешу в квартиру Дога, в темноту и безопасность чужого мира. Ненадолго, только забрать вещи и оставить ключи, а потом — к родителям. У них я смогу отвлечься и прийти в себя.

Достаточно с меня этой истории, пусть братья разбираются сами.

Влетела в моё временное логово из стекла и металла и, скинув сапоги, побежала в спальню. Пальто снимать не стала, не до этого, хочу бежать как можно скорее. Кое как собрала вещи и сняла постельное бельё. Хозяин не виноват, что мы все посходили с ума.

Побежала в ванную за косметичкой и застыла, в ужасе глядя в конец коридора.

На кухне горит свет. Всего лишь желтоватая полоска под дверью, но её не было, когда я вошла в квартиру. Я двинулась к ней, медленно, приглушая шаги, придерживаясь за стену. Как идут в фильме ужасов навстречу своей смерти.

Алексей стоял у раковины, глядя на свой кофейный портрет. Почему я не услышала, как он зашёл в квартиру?

Потому что я не заперла дверь. Собиралась бежать отсюда как можно скорее, вот и не заперла. А он приехал на машине, поэтому быстро.

Увидев меня, Алексей сжал губы в тонкую линию. Охватил всю меня одним взглядом, словно просматривая запись моих приключений. Снег растаял, но на пальто остались мокрые следы во всю длину. Покрасневшее от бега лицо, выбившиеся из хвоста волосы, испуганный взгляд, — Алексею это не понравилось. Ему ничего во мне не нравилось.

Его взгляд нервировал.

— Я велел тебе ждать на лестнице.

— Я ушла.

Ай да ответ. Молодец, Ника, а то он сам не догадался, что я ушла. Небось решил, что меня похитили инопланетяне. Что делать, если рядом с третьим Резником меня разбивает умственный и физический паралич.

Алексей опустил взгляд на блюдо. Узнал ли он свою фигуру в кофейном пятне? Хозяин квартиры, должно быть, предупредил его о моём творении.

Смотри, Алексей, любуйся, я не стесняюсь. Твоего презрения было столько, что оно вылилось на блюдо. Красок не было, карандашей тоже, и пришлось использовать то, что нашла. Скоро в ход пойдут желтки и клубничное желе.

Включив воду, Алексей проверил температуру. Дождался тёплой, словно собирался купать ребёнка. Потом, глядя мне в глаза, поставил блюдо в раковину.

Не сдержавшись, я подошла ближе. Кофейная гуща отлипала от фарфора, делала прощальный круг на блюде и переливалась через край.

Сказать ему, что у меня осталась фотография? Не стану, Алексей и от телефона избавится.

Выключив воду, он тщательно вытер руки и подошёл ко мне. Я шагнула назад, он — ближе. Ещё. Ещё, пока я не упёрлась в стену. Вжавшись в неё, зачарованно смотрела в прищуренные глаза третьего Резника.

Захватив в кулак лацкан пальто, Алексей удерживал меня, словно ему требовалось время, чтобы как следует меня рассмотреть. Взгляд скользил по лицу, не спускаясь к губам.

— Налюбовался? — Я попыталась стряхнуть его хватку, но безуспешно. — Поздравляю, Лёша, ты сильнее меня.

Вздохнув, он опустил руки, но не отошёл.

— Повреждения есть? — спросил резко.

— Есть, — ответила честно. Алексей шагнул в сторону, ожидая демонстрации, и я положила ладонь на грудь. Там, где спокойно билось моё сердце, уже давно смирившееся с потерей.

— Сядь! — приказал он, указывая на диван у окна. Дизайнерский, белый, со слишком прямой спинкой. Какой угодно, но не удобный.

Я села. Не из-за подчинения Алексею, а из равнодушного любопытства. Давай, третий Резник, удиви меня на прощание, скажи что-нибудь оригинальное. Например, правду.

Всё равно уеду к родителям, он не сможет, да и не станет меня удерживать.